30. Январь. 1996 год.
Бар "Кабанья голова". Хогсмид.
Записки феникса.
    Одинокий лист трепетно подрагивал на холодном ветру. Он давно уже высох и сморщился, свернулся, точно жалкое напоминание былого расцвета природы, однако упорно, по неведомым причинам, продолжал висеть на тонкой ветке тополя, что рос около трактира на окраине Хогсмида. Маленький бунтарь, последнее напоминание об ушедшем тепле. Но вот порыв ветра, смешанный с хлопьями колючего снега, в безумной попытке сорвал лист и кинул его под ноги прохожему. Человек остановился, в раздумье смотря на бурый лист в середине зимы, а после решительно шагнул вперед, нарочно наступив на листок, который в ту же секунду рассыпался сухим пеплом. Длинные полы черного плаща замели и пепел, разнеся его по снегу до самого входа в трактир.
    Тренькнул дверной колокольчик, вместе с порывом ветра и хлопьями снега впуская в полуподвальное помещение одинокого посетителя. Это была странная личность, облаченная в длинный, волочащийся следом по полу, черный просторный плащ. Хотя, сказать честно, иные прохожие сюда и не заглядывали, ибо тут никто и никогда не спрашивал ни вашего имени, ни цели визита, ничего. И это было наилучшим, что можно было сделать. Неизвестный человек прошел в самый дальний уголок зала, сев у окна спиной к стене так, чтобы видеть все помещение. Не смотря на то, что в трактире ярко горел камин и было тепло, незнакомец не спешил не только снять плащ, но даже не откинул с головы капюшона, настолько просторного, что невозможно было угадать даже очертаний лица.
    Какое-то время незнакомец, а точнее будет сказать — незнакомка, бесцельно смотрела в окно, разглядывая вихрь пляшущих снежинок и мелькающие группы учеников Хогвартса. Если бы кто-то сейчас вдруг взглянул на ее лицо, заглядывая в глаза, то не увидел бы ничего, кроме холодного презрения к ученикам. Ни тепла, ни дружелюбия, ни равнодушия, лишь холодное отвращение. Но никто этого увидеть не мог, и так было бы даже лучше, потому как ее лицо знали все. Знали и боялись, и она всегда это чувствовала, наслаждаясь тем, что даже одно лишь ее появление сеет панику и ужас в сердцах волшебников. Беллатриса Лестрейндж. Именно сюда, в этот убогий трактир, и пришла она с единственной лишь целью, увы, никак не связанной со студентами Хогвартса. По крайней мере, не со всеми…
    Угрюмый трактирщик тяжелой поступью направился к тому столику, за которым устроилась ведьма, но Беллатриса лишь небрежным жестом отослала его прочь. И что-то было в ее движении такое, что без труда выдавало в ней необычную посетительницу. Легкий взмах руки, такой непринужденный, такой изящный; даже Азкабан не смог вычеркнуть из нее то, что прививалось с самого детства. Ох уж этим манеры, они даже убийство превращают в желанное зрелище. Но говорят, что научиться им нельзя. По крайней мере той небрежности, с которой это делают все аристократы. Это должно быть в крови, которой было пролито так много за последнее время. И как много будет еще пролито, стоит лишь чуть-чуть подождать. О, ждать она умела. Азкабан научил ее. Он многому научил ее. Ожиданию, вере, стойкости. Стойкости в первую очередь. Душевной силе, без сомнения.
    Беллатриса задумчиво вынула из внутреннего кармана мантии пачку дорогих сигарет и, вынув одну, бросила оставшиеся на грубо оттесанный столик. С наслаждением затянулась, не отрывая взгляда от окна. Среди множества фигур она искала взглядом лишь одну. Фигуру того, ради которого она и пришла сюда, рискуя всем, своей жизнью, самое главное. О, нет, не эти жалкие волшебники могли бы ее отнять. Белла знала, что у них просто не хватит духу. Запереть в тюрьму, бросить на растерзание суда или выкидывать ничтожные заклятия школьников, - на большее они были не способны. Они даже убивали с помощью дементоров. Глупцы. Ничтожества. Такой ли должна быть настоящая магия? Даже Дамблдор был способен на большее, но и этот старик сдох, как последняя крыса, пытаясь спасти жизнь этого драгоценного, всеми обожаемого Поттера. Мерлин его побери. Золотой мальчик, чудо. Нет. Ошибка, жалкая, маловразумительная ошибка, стоившая Беллатрисе так многого. Ее свободы на несколько лет, и, самое главное, ее душевных, томительно долгих мучений. Ах, если бы только она могла до него добраться, если бы только… Никто не знает, на что способна рассерженная женщина, под угрозу которой поставили нечто большее, чем просто ее жизнь. Нет, своей жизнью она не дорожила. И именно поэтому, пожалуй, и была столь опасна. Ей было нечего терять. А вот ее противникам… Боже, как было приятно смотреть на их лица, глядя, как они корчатся от боли при виде того, как их дети, их драгоценные дети умирают под действием ее заклятия… Возможно ли что-то лучше этого?..